Диктант родная земля я бывалый охотник. Диктант «Жизнь наша — Земля
Начало всех начал
Что значило для народной жизни слово вообще? Такой вопрос даже несколько жутковато задавать, не только отвечать на него. Дело в том, что слово приравнивалось нашими предками к самой жизни. Слово порождало и объясняло жизнь, оно было для крестьянина хранителем памяти и залогом бесконечности будущего. Вместе с этим оно утешало, помогало, двигало на подвиг, заступалось, лечило, вдохновляло. И все это происходило само собой, как течение речной воды. Покажется ли удивительным при таких условиях возникновение культа слова, существующего в деревнях и в наше время?
Умение образно и тактично говорить было мерой для социально-общественного положения, причиной уважения и почтительности. Для мелких и злых людей такое умение являлось предметом зависти. Слово – сказанное ли, спетое, а то и вообще лишь чувствуемое - всегда стремилось к своему образному совершенству...
Красивая речь не может быть глупой речью. Умение хорошо говорить вовсе не равносильно умению говорить много, но и дремучие молчуны были отнюдь не в чести, над ними тоже подсмеивались. Намеренное молчание считалось признаком хитрости и недоброжелательности, со всеми из этого вытекающими последствиями.
1. Объясните постановку знаков препинания в первом абзаце.
2. Из текста выпишите примеры слитного или раздельного написания НЕ со словами. Объясните свой выбор.
3. Выпишите предложение, в котором сформулирована основная мысль текста.
Контрольный диктант с грамматическими заданиями.
Бывалого человека, меня и теперь радостно волнуют, неудержимо притягивают обширные просторы родной русской природы. Быть может, поэтому так страстно увлекался и увлекаюсь охотой. В охоте, в давнишних морских скитаниях, в лесных поэтических ночлегах оживал во мне светловолосый мечтательный мальчик с непокрытою, выгоревшей на солнце головою.
Люди, не порывающие связь с природой, не могут почувствовать себя вполне одинокими. Как в мечтательном детстве, по-прежнему раскрыт перед ними прекрасный солнечный мир! И, как в далёкие дни детства, над головою усталого путника, прилегшего отдохнуть после утомительного похода, колышутся белые и золотые цветы, а высоко в небе кружит, высматривая дорогу, ястреб-канюк.
Отлежавшись в пахучей траве, налюбовавшись золотистыми летними облаками, недвижно застывшими в небесном океане, с новым приливом сил поднимаюсь с тёплой родимой земли, чтобы продолжить свой путь среди цветущего любимого мира…
(И. Соколов-Микитов. «На тёплой земле»)
Дополнительные задания
1. Дайте толкование слов (использованных в тексте значений): поэтический, ослепительный, обширный, родимый.
2. Составьте синонимический ряд со словами скитание, дорога, путник, поход.
Контрольный диктант за год
На тёплой земле
Меня, бывалого охотника, и сейчас радостно волнуют и притягивают обширные просторы русской природы. Может быть, поэтому я и увлекаюсь охотой.
Люди, не порывающие связь с природой, не чувствуют себя одинокими. Идут годы, но по-прежнему раскрыт перед ними преображённый, прекрасный мир. По-прежнему над головою усталого путника, прилёгшего отдохнуть, колышутся белые и золотые цветы, а высоко в небе кружит, высматривая добычу, ястреб.
Отлежавшись в пахучей траве, мягкой и нежной, полюбовавшись золотыми облаками, застывшими в синем небесном океане, с новыми силами поднимаюсь с тёплой родимой земли. Возвращаюсь домой навстречу новым трудовым дням бодрым и обновлённым. От реки, ещё не согретой солнцем, поднимается туманная завеса, но впереди ожидание чего-то светлого, чистого, прекрасного.
Ни с кем не хочется говорить, так и шёл бы по родной земле, ступая босыми ногами по росе и чувствуя её тепло и свежесть.
КОНТРОЛЬНЫЙ ДИКТАНТ ЗА ГОД
В далёком детстве с особенным радостным чувством встречали мы весною журавлей, возвращавшихся на свою родину. Услышав их голоса, доносившиеся с высокого неба, мы оставляли наши игры и, подняв головы, глядели в голубую небесную высь.
«Журавли! Журавли!» - громко кричали мы, радуясь прилёту весенних гостей.
Журавли летели стройными косяками. Они возвращались из далёких тёплых стран. Покружив над болотом или над берегом реки, они иногда садились, чтобы отдохнуть и подкрепить силы свои после далёкого пути.
Некогда мне довелось близко наблюдать журавлей. Я охотился на глухарином току возле большого, почти непроходимого болота. Ночуя в лесу, знаете ли, много раз на рассвете я слышал, как водят хороводы журавли. Пробравшись к болоту, спрятавшись в глухих густых кустах, я наблюдал в бинокль за этими чудными птицами. Собравшись в широкий круг, размахивая сильными крыльями, журавли трубили и плясали. Это, конечно же, был весенний свадебный журавлиный праздник.
Грамматические задания:
Вариант 1.
2. Выписать из предложения
Покружив над болотами,…
Вариант 2.
1. Синтаксический разбор предложения
Пробравшись к болоту, спрятавшись в глухих густых кустах,…
2. Выписать из предложения
все словосочетания, составить их схемы, указать виды связи слов.
ИТОГОВЫЙ ДИКТАНТ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ
Мы шли по левому берегу реки. Вдруг впереди, на валежнике, показалась белка. Она сидела на задних лапах и, заложив хвостик на спинку, грызла шишку. При нашем приближении белка схватила свою добычу и бросилась на дерево. Оттуда, сверху, она с любопытством посматривала на людей. Кстати, два слова о белке. Это животное, представитель грызунов, имеет удлиненное тело и длинный хвост-метелку. Небольшая красивая головка украшена большими черными глазами и небольшими закругленными ушами. Ох, до чего же забавно наблюдать за этим зверьком!
Белка - животное то оседлое, то кочевое. Весь день она пребывает в движении. Она, можно сказать, не выносит покоя и только в темноте лежит на боку, то свернувшись, то закинув хвост на голову. Кажется, движение ей так же необходимо, как вода, пища и воздух.
(По В. Арсеньеву)
Грамматическое задание:
1. Произведите разбор предложений:
1 вариант - Она сидела на задних лапах и, заложив хвостик на спинку, грызла шишку.
2 вариант - Это животное, представитель грызунов, имеет удлиненное тело и длинный хвост-метелку
2. Выпишите из указанных предложений подчинительные словосочетания:
1 вариант - со связью управление;
2 вариант - со связью согласование.
Вижу себя на берегу реки. Летнее солнце плывет над полями, над наезженной пыльной дорогой. Безмерный, сверкающий, пахучий окружает меня мир. Я как бы погружаюсь, ухожу в голубую, бездонную глубину этого счастливого, сверкающего мира.
Я лежу в зеленой траве, вдыхаю влажный запах земли и растений. Вижу, как по коленчатым стеблям высоких травинок неторопливо движутся насекомые. Белые, золотые, синие качаются над головой цветы. В высоком летнем небе повисло пушистое белое облако. Я прищуриваю глаза. И мне кажется, что плывет по небу сказочное белое чудовище на золотых распахнувшихся крыльях. Высоко-высоко в небе парит ястреб-канюк. Что видит он с небесной голубой высоты? Быть может, запавшим в зеленой меже белоголовым зайчонком видится ему маленький мальчик с выгоревшей на солнце открытою головой?
Бывалого человека, меня и теперь волнуют радостно, неудержимо притягивают обширные просторы родной русской природы. Быть может, поэтому так страстно увлекался и увлекаюсь охотой. В охоте, в давнишних морских скитаниях, в лесных поэтических ночлегах оживал во мне светловолосый мечтательный мальчик с непокрытою, выгоревшей на солнце, головою.
Люди, не порывающие связь с природой, не могут почувствовать себя вполне одинокими. Как в мечтательном детстве, по-прежнему раскрыт перед ними прекрасный солнечный мир. Все чисто, радостно и привольно в ослепительном этом мире! И, как в далекие дни детства, над головою усталого путника, прилегшего отдохнуть после утомительного похода, колышутся белые и золотые цветы, а высоко в небе кружит, высматривая добычу, ястреб-канюк.
Отлежавшись в пахучей траве, налюбовавшись золотистыми летними облаками, недвижно застывшими в небесном океане, с новым приливом сил поднимаюсь с теплой родимой земли, чтобы продолжать свой путь среди цветущего любимого мира…
Иван СОКОЛОВ-МИКИТОВ
Богата наша земля. В земной коре люди разыскали огромные залежи железа, меди, угля, нефти. Им нет цены, этим кладам. Например, уголь - это топливо, электричество, миллионы работающих станков, химики научились получать из него краски и каучук, взрывчатые вещества и лекарство, духи и пластмассы. Нельзя представить себе жизнь без угля.
И все самое ценное на Земле - все-таки земля, почва. О земле говорят - плодородная. Она родит плоды. Все, какие есть, хлебное зерно и картофель, яблоки и бананы. Растения дают людям одежду, жилье, то есть все необходимое для жизни. (М. Ляшенко.)
Я никому не поверю, что есть на нашей Земле места скучные, не дающие никакой пищи ни глазу, ни слуху, ни воображению. Только исследуя какой-нибудь клочок нашей страны, можно понять, как она хороша и как мы сердцем привязаны к каждой тропинке, даже к робкому попискиванию лесной пичуги (К. Паустовский.) (133 слова)
Указание. Подчеркните неоднородные определения.
Осень
1. На красноватой траве, на былинках, на соломинках - всюду блестели и волновались бесчисленные легкие нити осенних паутин. (Т.) 2. Отговорила роща золотая березовым веселым языком. (Ес.) 3. Я больше люблю ходить в лес, в тихие, пасмурные дни, даже если временами начинает сеять мелкий нешумный дождь.
Еще приятнее уйти в лес осенним днем с пронзительным холодным ветром.
Ни на реке, ни в поле в это время нечего делать. . . В такой день в лес входишь как с улицы в теплый уютный дом. . . Но вообще-то были бы грибы. . .
Радостно и в дождь, и в холодный резкий ветер, и в грозу возвращаться домой с полной корзиной.
Но как неловко идти через все село, неся пустой кузовок!
Всегда, когда охотник, рыбак или грибник возвращается пустой, ему досадно встречаться с людьми, которые будут заглядывать в ведро, сумку, корзину.
В середине осени, в конце сентября, в октябре устанавливается иногда удивительная ясная погода. Безветренно. Утром выпадает на траву холодная, обжигающая ноги роса… (Сол.) (151 слово)
I. Русь издревле славилась умелыми строителями. Русские люди умело разбивали дома и хозяйственные постройки, строили крепости и храмы. Посмотрите на старые деревянные дома, которые сохранились в наших городах и селениях. Как все в них разумно, прочно и красиво. Сколько смекалки, умения и фантазии проявили мастера, создавая их.
Еще большее мастерство требовалось от строителей, чтобы возводить сооружения из камня, во многих русских городах сохранились каменные постройки, достойные нашего удивления и восхищения. Это и крепостные стены и башни, и торговые здания. (Д. Лихачев.)
II. Иногда ночью Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица. Это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраиваю инструменты, то тут, то там - не то на чердаке, не то в маленьком зале, не то в застекленной прихожей - кто-то трогал струну.
Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но утром забывал ее. Он напрягал память и вздыхал: как жаль, что нельзя сейчас прослушать незамысловатую песню пересохшего дерева, оконных стекол с обвалившейся замазкой, ветра, постучавшего веткой по крыше. (К. Паустовский.) (156 слов)
Задание. Назовите музыкальные произведения П. И. Чайковского, В каком городе находится музей композитора?
Приступая к работе над скульптурным портретом Антона Павловича Чехова, я приобрел серию фотографических карточек, на которых великий писатель был запечатлен в разные годы жизни. Я поразился тому, как не похож Чехов-студент на Чехова-врача и писателя в период творческой зрелости.
За десять лет лицо Антона Чехова превратилось в нечто настолько прекрасное, что любой взыскательный художник долго будет раздумывать, прежде чем решится в живописном или скульптурном портрете поведать людям об этом умнейшем и добрейшем человеке. . . Да, развивающийся внутренний мир человека самым решительным образом отражается в чертах человека, в выражении глаз, во всем облике, включая походку и осанку. Изучая те же фотоснимки, я во всей полноте осознал, что чеховские слова: «В человеке должно быть все прекрасно и лицо, и одежда, и душа, и мысли», не общее пожелание для современников и потомков. Идеал был не только обрисован в словах, он существовал в самом Чехове. (С. Коненков.) (148 слов)
Задания. 1. Расскажите, что вы знаете о скульпторе С. Коненкове (см. ). 2. Подберите фотографии вашего любимого писателя в разные периоды жизни и расскажите, как отразился в них его внутренний мир.
Триста лет назад в маленьком итальянском городе Кремоне, на площади святого Доминика, стоял старый двухэтажный дом. Мостовая перед ним всегда была устлана соломой, чтобы заглушить стук проезжавших экипажей. В окне второго этажа утром, днем и вечером можно было видеть погруженного в работу высокого худого человека в белом кожаном фартуке, с циркулем или ножом в руках.
Время от времени человек этот клал на плечо скрипку, проводил смычком по струнам, и тогда из окна лились удивительные звуки: то нежные, то жалобные, то страстные. . . Прохожие почтительно останавливались перед домом и шепотом говорили друг другу: «Слушай, Страдивари построил новую скрипку».
Это был Антонио Страдивари, величайший скрипичным мастер. Рафаэль скрипичною мастерства, как назовут его потомки. Всю свою жизнь посвятил он скрипкам. Первую он сделал в 13 лет, а последняя датирована 1737 годом, годом смерть Страдивари. Ему тогда было 93 года.
Около трех тысяч инструментов вышло из его мастерской, но среди них не было и двух одинаковых. . .
Многие мастера пытались проникнуть в «тайну Страдивари». Они в точности копировали его скрипки, но успеха не достигли. Тогда родилась легенда о «душе Страдивари, заключенной в его скрипках». (По Л. Кафановой.) (178 слов)
Задания. 1. Расскажите, почему Страдивари называли Рафаэлем скрипичного мастерства. 2. Назовите выдающихся скрипачей нашего времени.
Прощание
Кончался первый день после смерти Пушкина, толпа перед домом Волконских (последней квартиры поэта) заметно редела.
Именно этого часа и дожидался Тургенев. Неотступная, тайная мысль им овладела.
Он быстро вошел в квартиру. У гроба поэта никого уже не было, только старый камердинер Никита Козлов стоял в ногах покойного барина и неотрывно смотрел на него.
Пушкин, прикрытый по грудь погребальной парчой, лежал легко и спокойно. Курчавые волосы и бакенбарды резко оттеняли его побледневшее, осунувшееся лицо и особенно губы, на которых, казалось, застыла последняя жгучая обида.
Долго стоял Тургенев у гроба, плакал беззвучно, не утирая слез.
«. . . Вот что, голубчик, срежь мне на память локон Александра Сергеевича»,- еле слышно сказал он.
Тургенев бережно спрятал в карман драгоценную память и вышел на улицу.
Метель разыгралась. Она выла, стонала, кружила вокруг дома, по набережной, над застывшей Мойкой… (По Ю. Гаецкому.) (152 слова)
Задания. 1. Определите, сколько лет было Тургеневу в это время. 2. Расскажите, с какой целью автор ввел в этот рассказ описание метели.
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Шрифт:
100% +
55
Отчего так прекрасно все дорожное, временное и мимолетное? Почему особенно важны дорожные встречи, драгоценны закаты, сумерки и коротки ночлеги? Или хруст колес, топот копыт, звук мотора, ветер, веющий в лицо, – все, плывущее мимо, назад, мелькающее, поворачивающееся?
Как бы ни были хороши люди, у которых жил, как бы ни было по сердцу место, где прошли какие-то дни, где думалось, говорилось, и слушалось, и смотрелось, но ехать дальше – великое наслаждение! Все напряжено, все ликует: дальше, дальше. На новые места к новым людям! Еще раз обрадоваться движению, еще раз пойти или поехать, понестись – неважно на чем: на машине, на пароходе, в телеге, на поезде ли…
Едешь днем или ночью, утром или в сумерках, и все думается, что то, что было назади, вчера, – это хорошо, но не так хорошо, как будет впереди.
Какими только не бывают дороги! Тяжелые, разъезженные, грязные, пыльные, гладкие и чистые – блистающие сухим глянцем асфальта широкие шоссе, каменистые тропы, песчаные берега, где песок тверд и скрипуч, дороги древние, по которым еще татары скакали, и новые, с крашеными известью километровыми столбиками, дороги полевые и лесные, сумрачные даже в солнечный день.
И, как трудно бывает в дороге! Сидишь, скорчившись в кузове трясущейся машины между бочками с горючим, проводишь ночь на твердом вибрирующем сиденье речного катера, бьешься до синяков в телеге, задыхаешься от жары в металлическом вагоне, ночуешь на лавке при тусклом свете на какой-нибудь захолустной станции…
Но все проходит – усталость, злость, бешенство, нетерпение и тупая покорность от дорожных трудностей, не проходит вовеки только очарование движения, память о счастье, о ветре, о стуке колес, шуме воды или шорохе собственных шагов.
(По Ю. Казакову)
56
Когда вместе с разнообразной, набожно крестящейся народной волной вступаешь в ворота Сергиевой Лавры, иногда думаешь: почему в этой обители нет и не было особого наблюдателя, подобного древнерусскому летописцу, который спокойным неизменным взглядом наблюдал и ровной бесстрастной рукой записывал, что случилось в Русской земле, и делал это одинаково из года в год, из века в век, как будто это был один и тот же человек, не умиравший целые столетия? Такой бессменный и неумирающий наблюдатель рассказал бы, какие люди приходили в течение пятисот лет поклониться гробу преподобного Сергия и с какими помыслами и чувствами возвращались отсюда во все концы Русской земли. Между прочим, он объяснил бы нам, как это случилось, что состав общества, непрерывною волной притекавшего к гробу преподобного, в течение пяти веков оставался неизменным. Еще при жизни Сергия, как рассказывает его жизнеописатель-современник, многое множество приходило к нему из различных стран и городов, и в числе приходивших были и иноки, и князья, и вельможи, и простые люди, на селе живущие.
И в наши дни люди всех классов русского общества притекают к гробу преподобного со своими думами, мольбами и упованиями, государственные деятели приходят в трудные переломы народной жизни, простые люди в печальные или радостные минуты своего частного существования. И этот приток не изменился в течение веков, несмотря на неоднократные и глубокие перемены в строе и настроении русского общества: старые понятия иссякли, новые пробивались или наплывали, а чувства и верования, которые влекли сюда людей со всех концов Русской земли, бьют до сих пор тем же свежим ключом, как били в четырнадцатом веке. Если бы возможно было воспроизвести писанием все, что соединилось с памятью Сергия, что в эти пятьсот лет было молчаливо передумано и перечувствовано пред его гробом миллионами умов и сердец, это писание было бы полной глубокого содержания историей нашей всенародной политической и нравственной жизни.
(По В. Ключевскому)
57
Воздух от нагретой земли поднимался сплошным теплым потоком и, встречаясь с холодной неподвижной высью неба, перемешивал с нею свое тепло, отчего начинал закручиваться и течь в сторону огромными валами. Так рождался верховой широкий ветер – над бурыми плавными холмами, над голубыми курганами – незаметный с земли мощный поток. И держась на его упругих струях, развернув крылья, как пловец руки, над степью повис ястреб.
Качаясь почти на одном месте, веером распустив рулевые перья и чуть пошевеливая концами крыльев, ястреб внимательно осматривал полынные кустики под собой, трещины в земле, черные отверстия сусличьих норок, две до блеска выглаженные колесами колеи дороги, вдоль которой он сейчас неспешно летел. Он видел, как у норок серыми столбиками замерли суслики и, вывернув головы, хитро смотрели на него снизу вверх, уверенные в своей неуязвимости. И встречаясь с кем-нибудь из них нечаянным взглядом, замечая в блестящей пуговке зверушечьего глаза мгновенно набухающий страх, ястреб презрительно и равнодушно отводил свои глаза. Он знал, что глупость сусликам не менее свойственна, чем мелочная хитрость, и рано или поздно кто-нибудь из них настолько уверует в себя, что станет дерзок и нахален, – и тогда погибнет.
Слева от дороги, порой совсем близко от нее, тянулась заболоченная пойма с зелеными зарослями камыша, и там, в оконце синей воды, стояли рядом две темные цапли, одинаково вывернув головы на своих гибких шеях. Они спокойно смотрели на стервятника, враждебно, без страха. Это были крупные, сильные птицы, с острыми пиками клювов. Переглянувшись с ними, ястреб два раза сильно взмахнул крыльями и скользнул вперед, дальше.
(По А. Киму)
58
День начинает заметно бледнеть. Лица людей принимают странный оттенок, тени человеческих фигур лежат на земле бледные, неясные. Пароход, идущий вниз, проплывает каким-то призраком. Его очертания стали легче, потеряли определенность красок. Количество света, видимо, убывает; но так как нет сгущенных теней вечера, нет игры отраженного на низших слоях атмосферы света, то эти сумерки кажутся необычны и странны. Пейзаж будто расплывается в чем-то; трава теряет зелень, горы как бы лишаются своей тяжести.
Однако пока остается тонкий серповидный ободок солнца, все еще дарит впечатление сильно побледневшего дня, и мне казалось, что рассказы о темноте во время затмений преувеличены. «Неужели, – думалось мне, – эта остающаяся еще ничтожная искорка солнца, горящая, как последняя, забытая свечка в огромном мире, так много значит?.. Неужели, когда она потухнет, вдруг должна наступить ночь?»
Но вот эта искра исчезла. Она как-то порывисто, будто вырвавшись с усилием из-за темной заслонки, сверкнула еще золотым брызгом и погасла. И вместе с этим пролилась на землю густая тьма. Я уловил мгновение, когда среди сумрака набежала полная тень. Она появилась на юге и, точно громадное покрывало, быстро пролетела по горам, по реке, по полям, обмахнув все небесное пространство, укутала нас и в одно мгновение сомкнулась на севере. Я стоял теперь внизу, на береговой отмели, и оглянулся на толпу. В ней царило гробовое молчание. Даже немец смолк, и только метроном отбивал металлические удары. Фигуры людей сливались в одну теплую массу, а огни пожарища на той стороне опять приобрели прежнюю яркость…
(По В. Короленко)
59
На полпути я сел отдохнуть. Звенела и бормотала в каменном ложе коричневая вода. В ущелье было видно море, горизонт его тоже как бы поднялся вместе со мной, и оно стояло в просвете между красных скал голубой стеной.
Как все-таки прекрасно это ущелье, какая дикость, какая осень – пурпурная, ликующая, солнечная, каким золотым светом горят лиственницы, почему тут нет дома, почему нельзя тут пожить месяц и поработать до ломоты в костях!
Дойдя до телефонной линии, я свернул на тропу и стал опять карабкаться вверх. Папоротник сплошной стеной окружал меня. Здесь, в затишье, в горном распадке, злой ветер был не страшен, и осень еще не пришла, задержалась, кое-где только начинали рдеть отдельные ветки. Через час я был наверху, подошел к обрыву – огромное пространство моря открылось мне, и не хотелось больше никуда идти.
На маяке я узнал, что дальше горами идти невозможно: семь ущелий, из которых четыре очень глубоких. Значит, опять берегом и опять камнями. Еще пятнадцать километров камней, а там пойдет песок. До деревни, куда я держал путь, был еще тридцать один километр.
О чем думать в пути? Когда идешь, шаг за шагом отдаваясь тяжелому ритму пути, внимание все поглощено дорогой, камнями, которые попадаются под ноги, тяжестью рюкзака, стертыми ногами… Опять тяжелая дорога, спокойное море, мелкий дождь и низкое холодное небо. Спустившись с высоченного обрыва, на котором стоит маяк, снова ступаешь на каменистый берег, и снова слева скалы, справа море – сумрачное, холодное, но спокойное.
(По Ю. Казакову)
60
Я бы назвал эту пору в нашем городе сезоном бамбуковых удилищ. Город раскален летним солнцем. Рыболовы в соломенных шляпах и чесучовых пиджаках везут свои бамбуковые удочки к морю. Удочки не помещаются внутри коночного или трамвайного вагона. Их везут на площадках, откуда они высовываются десятками, задевая своими тоненькими, но удивительно прочными и гибкими верхушками сквозную листву отцветающих акаций.
Удочки уже оснащены всем необходимым: наполовину синие, наполовину красные узкие пробковые поплавки, в которые воткнуты стальные рыболовные крючки, и на тонком шпагате болтаются свинцовые грузила; тонкий шпагат привязан мертвым узлом к более толстому, обернутому вокруг конца удочки, раскаленного солнцем.
Хорошее бамбуковое удилище стоит довольно дорого; иметь настоящую бамбуковую удочку – лаково-канареечную, прочную, легкую, длинную – примерно такая же несбыточная мечта, как роликовые коньки или подержанный велосипед, о новом, разумеется, не может быть и речи.
Ах, как я завидую всем счастливым обладателям больших, или громадных, или даже средних и маленьких бамбуковых удочек, которые упруго склоняются к зеленой морской волне со скал, с купальных мостов, со свай, вбитых в дно возле берега, с шаланд, качающихся «на якоре», который заменяет привязанный к веревке дырявый камень, некогда отбитый штормом от известняковой скалы.
Как волновал меня вид ровно наполовину погруженных в морскую воду сине-красных поплавков, которые так плавно, заманчиво покачивали над литой пологой волной голый кончик своего гусиного пера.
(По В. Катаеву)
61
За поворотом протоки показался город. В нем зажигались огни. Возле порта, за причалом, в скоротечных сумерках чуть виднелись привязанные к столбам самолеты, будто лошади у стойл. Один маленький самолет был оранжевого цвета и угольком светился на снегу.
По мере того как разгорались огни в городе, затухал уголек-самолетик на снегу и пестрая «колбаса», качающаяся на мачте над зданием авиагидропорта, погружалась в небо, в сумерки.
Издали город, прилепившийся на правом берегу протоки, почти в устье ее, казался разбросанным, дома в нем разбрелись куда попало: где густо, где пусто, будто с самолета горстями раскидывали дома по лесотундре. Но вот зажглись огни повсюду, домов не стало видно, и все приобрело порядок. Огни городские всегда что-нибудь прячут, скрывают собой. Почти сливаясь в сплошную цепь, окаймляют пятна огней лесобиржу. В середине ее, возле штабелей, уже редко и нехотя помигивают полуслепые лампочки. Ближе к Старому городу, у проходных, гудят непрерывным гулом лесовозы. Возле них огней больше. В Новом городе еще один квадрат – самый светлый – каток. На окраине уже квадрат не квадрат, а кривая дуга из лампочек, вытянутая вдоль берега, – нефтебаза.
Город заключен в огни. Люди живут и работают, высвеченные со всех сторон, а за ними темнота без конца и края. Верстах в девяноста от города, в сторону севера, лес исчезает совсем. Там тундра. Там ночь светлее от снегов, не затененных лесами и жильем. Ночь беспредельная и неспокойная от позарей.
(По В. Астафьеву)
62
Что-то у нас на елках вывелись золотые орехи!
Помню, в детстве мы их сами золотили. Это было не так-то легко. Для того чтобы вынуть из книжки золотой листок, надо было на него осторожно подуть. Тогда с легким шелестом он приподнимался, и можно было его очень осторожно, двумя пальцами вынуть из книжечки и подержать на весу, прислушиваясь к шороху, который он издавал, почти неслышному и все же – как это ни странно – металлическому.
Для того чтобы как следует приготовить золотой орех, требовались следующие вещи: чайное блюдце с молоком, молоток, обойные гвоздики, немного разноцветного гаруса. Нужно было подуть в книжечку, чтобы в ней зашевелились золотые листики, а затем один из них нежно вынуть чистыми, сухими пальцами. На грязных или же влажных пальцах – чего Боже упаси! – тотчас же оставались золотые следы, подобные отпечаткам пыльцы с бабочкиных крыльев, и сусальный листик оказывался безнадежно испорченным, продырявленным.
Если удавалось, не повредив, извлечь из книжечки сусальный листик и с величайшей аккуратностью положить его на чистый, сухой стол, тогда предстояла еще одна операция, не такая тонкая, но все же требующая чистоты и аккуратности: нужно было двумя пальцами взять грецкий орех – иногда его у нас в городе называли волошский, – по возможности красивый, спелый, нового урожая, с чистой, твердой скорлупой, и равномерно вывалять его в блюдце с молоком, после чего, подождав, пока лишнее молоко стечет, осторожно положить его на сусальный листик и закатать в него с таким расчетом, чтобы весь орех оказался покрытым золотом. Вызолоченный таким образом, слегка влажный, но восхитительно, зеркально светящийся золотой орех откладывался в сторону на чистый подоконник, где он быстро высыхал и становился еще более прекрасным.
(По В. Катаеву)
63
Наверху грохотали тяжелые башенные орудия, и от выстрелов содрогался воздух. По-видимому, бой разгорался во всю мощь, решая участь одной из воюющих сторон.
Внизу, в самом операционном пункте было тихо. Ярко горели электрические лампочки. Нарядившись в белые халаты, торжественно, словно на смотру, стояли врачи, фельдшеры, санитары, ожидая жертв войны. Около выходной двери, в сторонке от нее, сидел на табуретке инженер Васильев, вытянув недолеченную ногу и держа в руках костыли. Он поглядывал на стоявшего поодаль священника, словно любуясь его одеянием, переливающимся золотом и малиновыми оттенками, его огненно-рыжей бородой, окаймлявшей рыхлое и бледное лицо. В беспечной позе, заложив руки назад, стоял Добровольский. Младший врач Авроров, небольшого роста полнеющий блондин, скрестив руки на груди и склонив голову, о чем-то задумался. Быть может, в мыслях, далеких от этого помещения, он где-то беседует с дорогими для него лицами.
Рядом с ним, пощипывая рукой каштановую бородку, стоял старший врач Макаров, высокий, худой, с удлиненным матовым лицом. И хотя давно все было приготовлено для приема раненых, он привычным взором окидывал свое владение: шкафы со стеклянными полками, большие и малые банки с разными лекарствами и растворами, раскрытые никелированные коробки со стерилизованным перевязочным материалом, набор хирургических инструментов. Все было на месте: морфий, камфара, эфир, мазь от ожогов, иглы с шелком, положенные в раствор карболовой кислоты, волосяные кисточки, горячая вода, тазы с мылом и щеткой для мытья рук, эмалированные ведра, – как будто все эти предметы выставлены для продажи и вот-вот нахлынут покупатели.
Люди молчали, но у всех, несмотря на разницу в выражении лиц, в глубине души было одно и то же – напряженное ожидание чего-то страшного. Однако ничего страшного не было. Отсвечивая электричеством, блестели белизной стены и потолок помещения. Слева, если взглянуть от двери, стоял операционный стол, накрытый чистой простыней. Я смотрел на него и думал, кто же первый будет корчиться на нем в болезненных судорогах?
Освежая воздух, гудели около борта вентиляторы, гудели настойчиво и монотонно, словно шмели.
Мы почувствовали, что в броненосец попали снаряды – один, другой. Все переглянулись, но раненые не появлялись.
(По А. Новикову-Прибою)
64
Мы направились в глубь тропического леса. Пришлось запастись дождевиками и зонтами. Но дождь быстро сменяется ярким солнцем. Когда идет дождь, все замолкает, вся жизнь притихает. Но вот ливень прошел, показалось голубое небо, засияло солнце, и все ожило. Начинается невероятная трескотня цикад, какой-то своеобразный шелест, треск сучьев. Вылетает множество колибри, разнообразных насекомых, среди которых то и дело можно видеть огромных, изумительно красивых голубых перламутровых бабочек. Поимка их сопряжена с большими трудностями ввиду болотистой почвы. Вот и настоящий лес. Своеобразно прежде всего в этом лесу огромное количество наклонившихся, упавших деревьев.
Обычным путем по такому тропическому лесу служат реки и речки, как бы система каналов, по которой можно, хотя и с трудом, продвигаться на лодках. Все время приходится расчищать путь, раздвигая упавшие деревья. Речки тропических лесов изобилуют рыбой, аллигаторами, черепахами. Заболоченные леса полны лягушек, змей, муравьев. Совершенно невероятное количество разнообразных форм жизни во всех видах наполняет тропический лес. Изредка можно слышать рев ягуаров, единственного крупного животного тропических южноамериканских лесов. Среди деревьев и над деревьями нередко целыми группами, в особенности после дождя, вылетают райские птицы и пестрые попугаи, которые наполняют воздух своим своеобразным рокотом. Почти каждую минуту проносятся над головой огромные жуки величиной с небольшую птицу.
Жить в таком лесу нелегко, и поэтому огромные пространства тропических лесов пока еще очень мало заселены, хотя нет сомнений, как показывает опыт других стран, в возможности расчистки тропического леса, проведения дорог, свидетелями чего мы были на Амазонке.
(По Н. Вавилову)
65
Караван медленно двигался по малопроезжим тропам, останавливаясь в редких кишлаках на ночлег. Впоследствии нам приходилось встречать немало сложных горных путей, но, пожалуй, этот был наиболее трудный. Проход в Гарм был отделен почти отвесной горной скалой, рассеченной пополам. Лошадей пришлось обводить низом, через горные реки. Проводники, перекинувшись через трещину более метра шириной, устроили живой мост, по которому пришлось перейти мне и моему спутнику. Особенно трудно пришлось хану при его семипудовом весе.
После перехода трещины значительная часть пути шла по краю ледника. Ночлег нас застал под скалами. Путешествие не было рассчитано на ночлег около ледников. Отсутствие теплой одежды заставляло скорее двигаться дальше. Состояние замерзающего в течение двух суток не очень приятно, и оно смягчается лишь общим пониженным тонусом – безразличием ко всему, что бы ни случилось.
Предстоял знакомый путешественникам по Памиру переход через вбитые в висящие над пропастью скалы деревянные переплеты в виде узких полос, пригодные только для осторожной пешей переправы. Еще и теперь мы вспоминаем один из таких трудных переходов.
Дорога вилась тонкой змеей вдоль реки по отвесной горе над пропастью глубиной до 1000 м. То и дело естественная тропа заменялась искусственно сделанной ступенью из деревянных перекладин, покрытых настилом. Тропинка то сужалась, то расширялась, а иногда представляла собой целую лестницу с высокими ступенями, по которым даже привычных к горам лошадей можно было перевести только с большой осторожностью.
Вот как будто и пройден самый трудный путь, можно сесть верхом на лошадь и двигаться дальше. Неожиданно из скал наверху над тропой из гнезда взлетают, размахивая огромными крыльями, два крупных орла. Лошадь всхрапывает и начинает вскачь нести по тропе. Поводья от неожиданности выпали из рук, приходится держаться за гриву. Над самой головой выступы скал. А внизу, в пропасти на тысячу метров, бурно течет красивый синий Пяндж – верховье великой реки Средней Азии… Это то, что впоследствии больше всего вспоминает путешественник. Такие минуты дают закалку на всю жизнь, они делают исследователя готовым ко всяким трудностям, невзгодам, неожиданностям. В этом отношении мое первое большое путешествие было особенно полезно.
(По Н. Вавилову)
66
Огромное расстояние отделяет примитивные, казалось бы, звуки, рожденные на колокольне, от тончайшего совершенства симфонической музыки. Но, честное слово, испытываешь глубокое волнение, слушая мерные удары колокола с подголосками маленьких колоколов и чириканьем воробьев, уловленным микрофонами на колокольне в паузах между ударами. Стены жилья в эти минуты перестают существовать. Чувствуешь большие пространства с плывущим над ними набатом, и воображение без труда рисует людей, идущих на вечевую площадь, или тревожную сумятицу городского пожара, или приближение к стенам города неприятеля.
С древнейших времен колокола на Руси сопровождали весь жизненный путь человека. Колокольный звон объединял людей на праздниках и перед лицом неприятеля. Колокола звали людей на совет, в непогоду указывали дорогу заблудившимся путникам, колокол отсчитывал время. И, видно, велика была мобилизующая сила звуков, коль скоро Герцен назвал свой мятежный журнал «Колоколом», если, покорив город, неприятель первым делом увозил из него вечевой колокол, а русские цари за провинность отправляли колокола, как людей, в ссылку.
Петр I переплавлял колокола в пушки. В тридцатых годах, помню, в нашем селе Орлове тоже снимали колокола. Огромная толпа любопытных. Бабы крестились: «Трактора будут лить». И действительно, в том же году по селу, сверкая шпорами, проехал новенький трактор, подтверждая для нас, мальчишек, реальность странного превращения.
Репродуктор вытеснил колокол. Но, согласитесь, интересно ведь услышать и понять звуки минувшего. Помните, в фильме «Война и мир» торжественный колокольный звон! В другой картине – «Семь нот в тишине» – есть прелестный рассказ о звоннице и звонарях. И наконец, грампластинка, приносящая звоны прямо в твое жилье…
